21.03.2025 г.
ИНТЕРВЬЮ: Эксперт по сохранению лесных экосистем: «Лес – как воздух, пока он есть, его не замечаешь»

В этом году Международный лень лесов, который отмечают 21 марта, привлекает внимание к связи лесов и продовольствия.

Более 5 миллиардов человек во всем мире используют лес и недревесные лесные продукты для получения пищи, лекарств и средств к существованию. В этом году Международный лень лесов, который отмечают 21 марта, привлекает внимание к связи лесов и продовольствия. О том, как леса поддерживают продовольственные системы в странах мира, и о других аспектах ценности леса Евгении Клещевой рассказал эксперт по сохранению лесных экосистем российского фонда «Природа и люди» Константин Кобяков.

ЕК: Международный день лесов в этом году посвящен теме лесов и продовольствия. Возможно, для многих людей леса не воспринимаются как что-то, что предоставляет для них пищу. Какова роль лесов и насколько она велика в продовольственной безопасности?

КК: Здесь нужно начать с того, что производство продовольствия – это экосистемная услуга, то есть мы эксплуатируем так или иначе природные экосистемы и эксплуатируем до тех пор, пока они сохраняют свою устойчивость. А когда они эту устойчивость теряют, то ничего хорошего для продовольствия не происходит.

Если посмотреть на то, что эту устойчивость обеспечивает, то леса находятся на первом месте, хотя бы в силу своей биомассы. При всем уважении ко всем прочим биомам – степям, морям и так далее – в лесах сосредоточено более 80 всей земной биомассы. Именно в силу мощности этой биомассы леса определяют большую часть всей устойчивости. Также это основная часть круговорота воды на суше, циркуляция атмосферы. Если говорить о биогенных факторах, то именно леса по большей части определяют, как это происходит. Это опыление, в том числе для сельхозпродукции, предотвращение ветровой и водной эрозии, фильтрация загрязненной воды и так далее. В этом отношении леса – это примерно как для человека воздух, то есть его не замечаешь, только пока он есть. Когда их становится меньше, то сразу становится более ясна роль лесов в экосистеме.

ЕК: Насколько люди зависят напрямую от лесов, в каких масштабах леса предоставляют продовольствие, например, конкретно в России?

КК: В России в этом отношении ситуация довольно сильно отличается от более южных стран, в которых бывает так, что значительная часть населения непосредственно зависит от охоты, собирательства и так далее. Совсем традиционный образ жизни сейчас ведет достаточно небольшая часть населения в силу того, что страна относительно северная, здесь холодно, продуктивность низкая, и это достаточно тяжело.

Тем не менее, с другой стороны, у нас так традиционно сложилось, что, наверное, подавляющая часть населения использует пищевую продукцию леса в качестве дополнительного источника, для разнообразия стола, то есть не зависит критически от этого. Но, тем не менее, в сезон практически все люди выезжают за грибами, ягодами, орехами. Сложно представить себе жизнь в России без этого.

Конечно, часть жителей, прежде всего сельских, экономически зависит от этого вида ресурса в значительной степени, либо вообще целиком. Многие за счет собирательства ягод, орехов, грибов в сезон полностью обеспечивают себя на весь год, или же это значительная доля их благосостояния.

И так сложилось, что в России, если говорить про изначально лесные продукты питания, их производство и поставка во многом опираются именно на сбор местным населением. То есть в каких-то промышленных масштабах эти ресурсы мало выращиваются, а сектор основывается именно на собирательстве. По некоторым видам ресурсов, прежде всего ягодам и кедровому ореху, – это очень значимые объемы. Если посмотреть по кедровому ореху, только на экспорт идет этой продукции на 100 миллионов долларов в год. По ягодам статистика немного сложнее, потому что надо учитывать и готовую продукцию, и сырую, но там объемы еще больше. То есть значимость лесной пищевой продукции как для экспорта, так и внутреннего рынка достаточно велика.

ЕК: Если мы посмотрим на обратную сторону, на то, что для пастбищ, для выращивания сельхозпродукции вырубаются леса. Насколько велика эта проблема и какой здесь баланс? Как его найти?

КК: Конечно, обезлесение, основным драйвером которого является хозяйственное производство, очень важная проблема в целом. Но, опять же, если говорить про Россию, здесь есть своя специфика. Скорее можно сказать, что у нас эта проблема менее выражена. К сожалению, по этому параметру нет какого-то специального учета динамики лесов именно на земле сельхозназначения, поэтому мы можем руководствоваться только какими-то оценочными показателями, основанными на экспертных оценках, на данных дистанционного зондирования.

Но если смотреть на них, то скорее у нас происходит обратный процесс: площади лесов на земле сельхозназначения возрастают. Это связано с тем, что эффективность сельского хозяйства растет, и для производства того же или большего объема продовольствия требуются меньшие площади. И поэтому это естественный процесс: основная доля сельскохозяйственного производства перемещается в регионы с наиболее подходящим для этого климатом и концентрируется больше в одном месте, что с точки зрения логистики, организации и производства удобнее. А те территории, которые относились к так называемой зоне рискованного земледелия – то есть даже в советское время их рентабельность была на грани, а часто даже и за гранью, – выбывают из этого процесса. В каких-то отдельных случаях их могут распахать, когда это тем или иным образом целесообразно, но, если смотреть на общий баланс, он скорее в России в пользу леса, то есть площади лесов растут.

Хотя, как это будет происходить дальше, сказать сложно, потому что происходят всем понятные климатические изменения, а риски для сельхозпроизводства в той зоне, которая сейчас для него наиболее благоприятна, растут, в том числе из-за увеличения числа засух вплоть до опустынивания. И нельзя исключать постепенный перенос зоны интенсивного освоения сельского хозяйства к северу. Но тут тоже сложно сказать, как это будет происходить, поскольку там свои риски, которые связаны с тем же изменением климата, например, увеличение количества заморозков, которое происходят, несмотря на общее потепление, и другие эффекты. То есть это не однозначно.

ЕК: А в мировом масштабе можно сказать, что тоже идет повышение эффективности сельского хозяйства, что леса меньше вырубают и они начинают возвращаться?

КК: В мировом масштабе тренд идет в противоположную сторону, прежде всего, за счет тропических лесов и их перевода под ведение сельского хозяйства. Лесные площади по-прежнему сокращаются, и это не компенсируется тем возвращением в лесопокрытую площадь, которое происходит в бореальной зоне. Такой процесс идет не только в России, а во многих странах бореальной зоны. Наверное, можно Китай в качестве одного из важных примеров назвать, где тоже очень значительные площади возвращаются, за счет чего он выходит в лидеры по площадям лесовосстановления в мировой статистике.

Но пока это не компенсирует убытие тропических лесов, что во многом печально, потому что тропические леса и по биомассе, и по другим параметрам в какой-то мере более ценны в мировом масштабе, чем бореальные. Хотя жителям бореальной зоны может так и не казаться: для них более ценны те леса, которые к ним ближе.

ЕК: Если мы будем говорить о странах, где, в принципе, нет лесов, с их точки зрения продовольственной безопасности важны леса?

КК: Да, конечно, даже если у вас нет лесов, ваша экосистемная стабильность во многом зависит от тех лесов, которые находятся в других странах. И если эти леса будут сокращаться, устойчивость экосистемы в целом на земле будет снижаться, то это может быть даже в первую очередь ударит по тем странам, в которых нет лесов, потому что, как правило, в них экосистемы более хрупкие и они очень сильно подвержены изменениям климата. Сокращение лесов на изменение климата напрямую влияет и за счет выбросов, которые происходят непосредственно при сокращении лесной площади, и в целом за счет снижения способности экосистемы компенсировать эти изменения.

Как говорится, все в мире взаимосвязано, и, к сожалению, так или иначе нужно находить пути глобального поддержания устойчивости экосистем. Нельзя в нынешней ситуации ограничиться тем, чтобы с этим работать только на территории своей страны.

ЕК: Мы все чаще слышим про лесные пожары в разных странах мира. Насколько это опасно в целом и с точки зрения продовольственной безопасности? Есть ли какие-то меры, которые уже принимаются, в частности в России, или которые эксперты рекомендуют?

КК: Конечно, это очень серьезная проблема, и это такая проблема, где существует положительная обратная связь, то есть она сама себя усиливает. Когда становится больше пожаров, они влияют на снижение лесных площадей и устойчивость лесов. Это провоцирует изменение климатической стабильности в сторону ее ухудшения, а это влияет на увеличение пожарных рисков, то есть на количество опасных природных явлений, таких как продолжительность высоких температур, сами экстремально высокие температуры, периоды засухи, отсутствие осадков, усиление ветра и так далее. Это все сказывается на том, что лесных пожаров становится еще больше.

И исходя из этого, получается, что если мы будем сохранять на там же уровне силы, которые направлены сейчас в России и в целом в мире на решение проблемы, на предотвращение и тушение лесных пожаров, то мы неизбежно будем получать увеличение количества пожаров, потому что мер не будет хватать для того, чтобы компенсировать возрастающие риски. Поэтому даже для того, чтобы хотя бы сохранять ситуацию с пожарами на том же уровне, который сейчас есть, нужно непрерывно увеличивать усилия. Для того, чтобы сокращать количество пожаров, нужно не просто наращивать, а наращивать эти силы кардинально.

Эта проблема одна из самых сложных для человечества. К тому же это проблема такая, когда вроде бы она есть, но влияет не так, чтобы резко сразу и везде произошло ухудшение, а постепенно из года в год становится все хуже и хуже. Поэтому всегда находятся какие-то более актуальные проблемы, которые нужно решить прямо сейчас. А проблема пожаров откладывается на потом. Но в какой-то момент мы доходим до того уровня, когда она уже влияет настолько сильно, что этого нельзя не заметить, а во многом какие-то меры предпринимать уже сложно, поскольку ситуация зашла слишком далеко.

В России, наверное, все не так пессимистично. Нам как минимум получается предотвращать сползание в пожарную катастрофу, когда бы площади лесных пожаров кратно увеличивались. То есть получается на данный момент хотя бы сдерживать, несмотря на увеличение пожарных рисков.

А если говорить не про пожары лесов, а о так называемых травяных палах, их нельзя недооценивать, потому что их площади в России намного больше, чем площади пожаров в лесах. Кроме того, эти пожары происходят ближе к людям, то есть больше непосредственно угрожают населению, инфраструктуре, тем же сельхозугодьям. С травяными палами в России как раз ситуация даже улучшается, то есть их площади из года в год сокращаются. На это сильно повлиял и запрет травяных палов, который был введен в 2015 году, и в целом выстраивание системы борьбы с нелесными пожарами. Все это приводит к тому, что здесь есть прогресс. При этом на их изначальное распространение повлияло то, что достаточно сильно поменялась система сельскохозяйственного пользования. Если раньше практически в каждом дворе была скотина, и не одна, и были колхозы, которые были распределены очень равномерно и использовали значительные территории вокруг себя, то сейчас интенсификация сельского хозяйства привела к тому, что все это стало возможным на значительно меньших площадях, во многом произошло укрупнение сельхозпроизводства, и оно сильно сконцентрировалось. Это привело к тому, что значительные площади, которые раньше использовались под выпас, сейчас не используются, и, соответственно, там накапливается сухая биомасса в виде травы, которая в силу отсутствия культуры обращения с огнем – что раньше было не так критично из-за того, что и гореть особо нечему было вне лесов – стала достаточно критичной. Нам удалось переломить пик, когда эти пожары охватывали огромные площади, но до окончательного решения пока далеко.

ЕК: Что мы имеем в виду под устойчивостью экосистемы?

КК: Прежде всего мы говорим не о том, что в какой-то момент эта устойчивость снизится до того предела, что лес перестанет быть лесом, хотя такое тоже, возможно, например, в силу тех же самых лесных пожаров, когда они происходят на одной и той же территории достаточно часто, и лес исчезает. Здесь можно в качестве одного из примеров привести юг Дальнего Востока, где в свое время были достаточно богатые кедрово-широколистые леса, но с приходом туда человека, а вместе с ним и пожаров, эти территории постепенно преобразовались в травяные пустоши, которые каждый год прогорают, и где никакого леса на данный момент уже нет.

В лесах сосредоточено более 80 процентов всей биомассы.

Больше важна та устойчивость экосистем, которую в целом обеспечивает лес. Лес в силу своей широкой распространенности и высокой биомассы влияет на все остальные экосистемы, в том числе агроэкосистемы, обеспечивая их водой, защищая от эрозии, от снижения продуктивности. А вот в них устойчивость значительно ниже в силу того, что экосистемы достаточно глубоко преобразованы человеком, то есть гораздо меньше воздействия нужно для того, чтобы они действительно катастрофическим образом преобразовались в какую-то иную территорию, например, пустыню. Поэтому нам прежде всего важен лес.

https://news.un.org/ru/interview/2025/03/1462496